Духовная литература: стихи и рассказы

Ответь душе


Молодое поколение — никогда не имеющее денег и вечно-стреляющее сигареты — подошло в количестве семи человек к нашему герою с просьбой: «Э, мужик, дай две сигареты».



1995 год. Россия (а точнее — все тот же СССР). Север. Далекий гарнизон, в котором почти ничего не меняется уже много лет. Морские катера, подводные лодки и вертолеты, которые сопровождают их в поход. Не выплаченные за полгода зарплаты. Жизнь бурлит ежедневным морским холодным ветром и вечерними, наполненными морским «шилом», стаканами.

«А при чем же здесь душа еврея?» — спросите вы. Да при том, что человек с фамилией, созвучной «Рабинович», тоже носит морскую форму и живет так, как велит закон холостяка в условиях закрытого гарнизона.

И вот однажды, когда совсем уж невмоготу стало заливать молодой желудок отвратительным пойлом, наш Рабинович в надежде вырваться из этого заколдованного круга, в который он попал не по своей воле, уходит в мир, в котором уже творится много-много веселых дел. И деньги мешками перевозят в поездах, да и военная сноровка всегда в помощь. И «гелт» течет рекой, работая на хозяина, и носят оружие. И уважение женщин, и многое другое, что ласкает животную душу.

И Рабинович прожил так какое-то время. Но вот, в один из дней, решил он расслабиться. Вспомнив о своем умении чудесным образом поглощать несколько бутылок в день, и успешно проделав это вновь, он, ведомый своей одурманенной головой, направился к шефу за материальным повышением. Угрожая «хозяину» пистолетом и совершенно не осознавая смысла произносимых им речей, наш герой через несколько мгновений оказался избитым до полусмерти и выброшенным на улицу.

Пролежав в больнице и встав на ноги, вскоре он снова возвращается к тому, что так радует животную душу. И следующий отрезок его жизни опять проходит в угаре.

И вот как-то тихим зимним вечером в отличном настроении, в модной куртке и кожаных штанах, в прекрасных ботинках от фирмы «Цетекс» он шел домой. Молодое поколение — никогда не имеющее денег и вечно-стреляющее сигареты — подошло в количестве семи человек к нашему герою с просьбой: «Э, мужик, дай две сигареты». И, отреагировав на замечание «как положено», набросилось на нашего героя. В азарте кто-то из малолеток подхватил железную трубу и, ударив Рабиновича по голове, они принялись раздевать его…

А на следующее утро совсем голый он валялся на замерзшем снегу. Люди, проходя мимо, смотрели на обнаженное, бессознательное, замерзающее тело, плевались и говорили: «Вот, пьяница». Только через двое суток кто-то позвонил в милицию…

Через полгода, после нескольких операций, с плохо видящим глазом и с трудом передвигающийся Рабинович проходил около знакомого с детских лет здания. Тогда это был спортивный зал, в котором прошло его детство. А сегодня на дверях было написано знакомыми и незнакомыми буквами слово «синагога». Как попал он туда, кто подтолкнул его открыть дверь? Сегодня разгадка этого поступка вполне объяснима и понятна. А спустя еще несколько лет — душа Рабиновича захотела вернуться. Туда, где рождена была сама. В Израиль… А те подростки вскоре все погибли в автокатастрофе…

http://www.moshiach.ru/books/avtors/answer2soul.html

Приходит к отцу молодая девушка и говорит -
- Отец, я устала, у меня такая тяжелая жизнь, такие трудности и проблемы, я все время плыву против течения, у меня нет больше сил… что мне делать?



Отец вместо ответа поставил на огонь 3 одинаковых кастрюли с водой, в одну бросил морковь, в другую положил яйцо, а в третью насыпал зерна кофе. Через некоторое время он вынул из воды морковь и яйцо и налил в чашку кофе из 3 кастрюли.
- Что изменилось? - спросил он свою дочь.
- Яйцо и морковь сварились, а зерна кофе растворились в воде - ответила она.
- Нет, дочь моя, это лишь поверхностный взгляд на вещи. Посмотри - твердая морковь ,побывав в кипятке, стала мягкой и поддатливой. Хрупкое и жидкое яйцо стало твердым. Внешне они не изменились, они лишь изменили свою структуру под воздействием одинаковых неблагоприятных обстоятельств - кипятка. Так и люди - сильные внешне могут расклеиться и стать слабаками там, где хрупкие и нежные лишь затвердеют и окрепнут…
- А кофе? - спрoсила дочь
- О! Это самое интересное! Зерна кофе полностью растворились в новой враждебной среде и изменили ее - превратили кипяток в великолепный ароматный напиток. Есть особые люди, которые не изменяются в силу обстоятельств - они изменяют сами обстоятельства и превращают их в нечто новое и прекрасное, извлекая пользу и знания из ситуации…

Жизнь после смерти: взгляд снизу


А кто-то не сможет найти отдыха, пристанища, убежища. Будет идти по бесконечной дороге, вспоминая жизнь, выискивая ошибки и промахи от которых было плохо и больно другим.

Виктория Орти

На самом деле, это комментарий на статью Есть ли жизнь после смерти?, но мне показалось, что он имеет самостоятельную литературную ценность...

Ну и хорошо, что пытаются, в конце концов, кому-то нужно и такое доказательство, если самому не удалось нащупать у себя этот жизненно-важный орган. А вот про «тот свет» — не верю в одинаковые свидетельства, потому как уровней очень много, они все разные и рассказы про умерших родственников, столп света и так далее — не могут быть одинаковыми.

Кто-то увидит оранжево-коричневатую долину с редкими, обуглившимися деревьями и страшным трупным запахом. И там его встретит не столп света и не ангел-херувим. А встретит его та, чьё имя я не произнесу и чей образ я не опишу.

Кто-то попадёт в обыкновенный урбанистический пейзаж, милый его сердцу... машины, бары, праздники... только территория будет огорожена и охраняема внушающими ужас и робость существами. Они так спокойно и уверено скользят по поверхности, так холодны и беспристрастны, так внимательны и строги, что никому и в голову не придёт нарушить их законы и попытаться бежать куда глаза глядят. Да и к чему бежать? Ласковый голос спросит о перечне вещей, необходимых новенькому, и расскажет, что тут всё так же, как и на Земле, только вот смерти — нет. И правда — в этом месте есть всё, что человек любил в мире материи и — мало того — он получит всё, о чём мечтал, чего жаждал — роскошные машины, комфортные дома, одежда от лучших дизайнеров. Один недостаток — в этом месте нельзя заглядывать в зеркало, оно покажет страшную полусгнившую плоть, когда-то бывшую человеком. Ведь плоть — это всё, что от него осталась... а она недолговечна.

Кто-то попадёт в лес и будет бесконечно бродить по тропинкам, присматриваться к мшистым пням и старым корягам, ойкать, увидев гриб под листом. Возвращаться к себе домой — непонятно на чём и как держащийся шалаш — защиту и от дождя, и от вьюги.

Кто-то останется в привычном при жизни пейзаже — в собственном доме, квартире, шатре — только знакомая улица будет плавно вливаться в неизвестный ранее горний массив, всё будет напоено ароматом рек и озёр. Туман, окаёмы гор, невероятно высокое и — одновременно — близкое, напоенное светом небо... всё это для того, кто заслужил такой покой.

А кто-то не сможет найти отдыха, пристанища, убежища. Будет идти по бесконечной дороге, вспоминая жизнь, выискивая ошибки и промахи от которых было плохо и больно другим. И каждый такой промах будет ложиться тяжким грузом, обволакивать чёрной дымкой, перекрывать тот немногий свет, который был доступен. И только в тот момент, что идущий по бесконечной дороге человек вздрогнет и поймёт что-то про боль, причинённую другому, почувствует её каждой клеточкой своего несуществующего (но такого реального!) тела — только в этот момент спадёт оболочка, станет легче идти. И так — пока не распутает этот несчастный всё боль, все горести, все обиды, розданные им при жизни, пока не проживёт всю жизнь заново в роли своих жертв. А что потом.... Отдых, который станет для него настоящим райским садом, в котором не нужно щебетанье птиц.

А кто-то растворится во Вселенной. Оглядев — за мгновенье до слияния с вечностью — ошеломлённым взором созданное Творение, узнав всё и поняв всё сущее в доли мгновения. И за эти же доли мгновения, этот счастливчик сможет увидеть невероятное и понять всё про Того, Кто создал бесконечные миры и дал нам возможность выбирать — и жизнь и послесмертие…

Экспедиция высадилась на Марсе. Том ехал по ночной планете и улыбался. Ему здесь нравилось. Вдруг он увидел марсианина.
-Привет!- сказал он.
-Привет! - сказал марсианин на своем языке.
Они не поняли друг друга.
-Что вы сказали?
-Вы кто?
- Что вы здесь делаете?
Продолжалл каждый на своем языке. Оба нахмурились. В непонятной речи и незнакомых жестах другого оба были готовы увидеть угрозу. Еще немного- и встреча бы закончилась печально. Но вот Том улыбнулся, и марсианин ответил тем же.
Их руки встретились и, точно сквозь туман, прошли одна через другую. Том налил марсианину чашку кофе, но то не смог ее взять. Нож, который марсианин бросил Тому в знак дружбы, прошел сквозь сложенные вместе ладони и упал на землю.
Они существовали в разных измерениях, в разном времени. У каждого из них был свой мир. Но эти миры не пересекались. И, не сумев найти путь друг к другу, путники разошлись...



По мотивам "Марсианских хроник"
Рэя Бредбери

Мозес Мендельсон,дедушка знаменитого немецкого композитора,был далеко не красив.Помимо небольшого роста, его портил гротескный горб.Однажды он приехал в гости к одному гамбургскому купцу, у которого была прелестная дочь по имени Фрумтье. Мозес безнадежно влюбился в девушку, однако его уродливая внешность внушала Фрумтье отвращение.Когда настала пора уезжать, Мозес набрался смелости и поднялся по ступенькам в ее комнату, чтобы воспользоваться последней возможностью поговорить с любимой.Она была прекрасна,как ангел,однако упорно отказывалась на него смотреть,что причиняло ему боль.После нескольких безуспешных попыток завести разговор Мозес робко спросил:Скажите,вы верите в то,что браки совершаются на небесах?
— Да, — ответила она, по-прежнему уставившись в пол. — А вы?
—И я тоже верю,—отозвался он.—Видите ли,всякий раз,когда мальчик появляется на свет,Господь на небесах объявляет ему, на какой девочке ему впоследствии предстоит жениться.Когда я родился,мне тоже показали мою будущую невесту, но при этом Всевышний добавил:"Твоя жена будет горбатой".И тут я воскликнул:"О нет,Господи!Женщина с горбом—это такая трагедия!Молю Тебя, Боже, отдай горб мне, а она пусть будет красавицей!"
Тут Фрумтье впервые подняла на него глаза, и где-то в глубине ее души шевельнулось смутное воспоминание.Она протянула Мендельсону руку,а позже стала ему любящей и преданной женой.

Жили-были 3 сестры. Одна была ленивой-преленивой. Вторая злой-презлой.
А третья и умница, и красавица, и рукодельница, любо-дорого смотреть.
Однажды утром остановилась телега у их ворот. Сестры вышли посмотреть кто приехал. На телеге сидела пожилая и незнакомая им женщина.
- Кто ты?,-спросили они.
- Я Судьба. Пришло время выходить вам замуж..
Посадила их Судьба, на телегу и повезла выдавать замуж. Заехали они в первую деревню. Видят - в поле парень пашет и в руках у него любое дело спорится. Нужно что починить или построить все к нему перво-наперво бегут.
- Вот этот твой,- говорит Судьба первой из сестёр.
Высадили сестру и поехали дальше.
Заехали в следующую деревню. Там парень живёт такой, кто никому в помощи не откажет. Добр ко всем. Нарадоваться на него народ не может, такой молодец.
- Вот этот твой,- говорит Судьба второй из сестёр.
Высадили сестру и поехали дальше.
Заехали в другую деревню. У последнего дома, в грязи, у самой старой развалюхи, лежит у колодца пьяный.
Остановила Судьба телегу и говорит: - Этот твой.
-Да на кой он мне?!!! Я же вот и добрая и хорошая и рукодельница. А ты мне такого жениха даёшь! Вон сёстрам каких нашла, что другого для меня нет?!!!
- Другие есть, и вздохнув добавила, - но этот без тебя пропадёт

Два ангела остановились на ночлег в доме богатой семьи. Хозяева не захотели оставить путников в доме и положили их на ночлег в холодном подвале. Ложась спать, старший ангел увидел дыру в стене и заделал ее.
На следующую ночь они остановились в доме очень бедного, но гостеприимного человека и его жены. Супруги разделили с путниками остатки пищи, которые были в доме, и уступили свою постель.
Наутро у хозяев околела единственная корова.
Тогда младший спросил у старшего:
- Почему так несправедливо получилось? Первый хозяин был богат, но злобен, а ты ему помог. А второй - был беден, но добр, а ты позволил, чтобы у него умерла единственная корова.
- Когда мы ночевали в подвале, я почувствовал, что в стене был клад, который хозяева обнаружат, как только дыра в стене станет больше. Поэтому я ее заделал. Пусть клад достанется кому-нибудь более достойному.
Когда спали на следующую ночь в постели добрых бедняков, я увидел, что за женой хозяина пришел ангел смерти, и отдал ему корову.

Автор фото Фефа Королева

Один человек, отправляясь на поиски Бога, прощался с домашними и вопрошал:
- Кто приковал меня колдовскими чарами к порогу этого дома?
- Я, - отвечал Бог.
Но крикливый голос ума всегда заглушает тихий голос Создателя.
Красавица жена, прижимая к груди младенца, умоляла мужа остаться. Однако супруг отстранил ее твердой рукой:
- Кто эта глупая женщина, клянущаяся мне в любви и манящая своей красотой?
- Это я, - опять говорил ему Бог.
И опять не услышал человек его тихого голоса.
Он искренне вознес руки к Востоку:
- Где ты, Всевышний? Я дойду к Тебе через любые преграды, я разыщу Тебя в заснеженных Гималаях. Моя воля и решимость не знают границ!
- Как же ты найдешь меня в Индии, когда я остаюсь здесь, у тебя дома.
Но человек опять не услышал и ушел от Бога в колючую ночь....

Жил-был в давние времена один человек. Святость его была так велика, что ей удивлялись даже ангелы. и нарочно сходили с неба, чтобы посмотреть: как, живя на земле, можно облечься в такую святость?
И сказали однажды ангелы Богу:
- Господи, даруй этому человеку дар чудотворения!
- Я согласен, - отвечал Господь. - Только спросите у него, хочет ли он этого сам.
И спросили ангелы святого:
- Хочешь ли ты одним прикосновением руки даровать здоровье?
- Нет, - ответил святой. - Пусть лучше сам Господь творит это.
- А не желаешь ли ты иметь такое красноречие, силой которого ты бы обращал грешников к покаянию?
- Нет, это дело Бога, а не слабого человека. Я молюсь об обращении грешников, но не обращаю.
- Может ты хочешь привлекать к себе сиянием добродетели и тем прославить Бога?
- Нет, привлекая к себе, я буду отвлекать людей от Бога.
- Чего же ты хочешь? - спросили ангелы.
- Чего мне еще хотеть? Да не лишит меня Господь милости Своей! А с ней у меня все еще будет.
Но ангелы продолжали настаивать.
- Хорошо, - отвечал святой. - Я хочу творить добро так, чтобы самому об этом не ведать.
Ангелы смутились, но потом решили: пусть тень этого человека, которую он не видит, исцеляет больных, облегчает скорби и печали.
Так и повелось с тех пор: где бы ни появлялся этот святой, тень его покрывала зеленью вытоптанные дороги, возвращала воду высохшим ручьям, под ней распускались цветы и высыхали слезы людские.
А святой просто ходил по земле, распространяя вокруг добро, как цветок - аромат, сам того не ведая

В сад были приглашены работники, чтобы починить крыльцо. Им все время приходилось нагибаться из-за ветки яблони, которая низковисела над дорожкой, ведущей к крыльцу. Один из рабочих решил позаботиться о пожилых хозяевах, у которых, видимо, не было сил спилить эту ветку.
Когда наутро хозяева увидели спиленную ветку, они очень расстроились. Ведь из всего старого яблоневого сада плодоносила уже только эта ветка.

Жил один бедный старик. Кроме ветхого жилья, одной лошади и сына у него не было ничего. Некоторые люди предлагали купить лошадь, чтоб дать ему хоть немного денег на пропитание, но он отказывался.
И вот лошадь убежала. Все соседи стали увещевать его, вот надо было продать лошадь. А старик отвечал "мы не знаем конца этой истории"
Через некоторое время лошадь пришла и привела с собой табун лошадей. Все соседи стали ахать и завидовать старику. А старик отвечал "мы не знаем конца этой истории"
Сын стал объезжать лошадей, сломал ногу и стал калекой. Соседи стали сочувствовать и жалеть старика. А старик отвечал "мы не знаем конца этой истории"
Пришла война. Сыновей соседей забрали на фронт. Многие из них погибли. Соседи опять стали завидовать старику. Пусть калека, пусть больной, но дома, рядышком и на фронт его не взяли... А старик отвечал "мы не знаем конца этой истории"
Через какое-то время пришел в деревню странник. И сын решил уйти с ним. "Как, - возмущались соседи, - он же бросил тебя умирать одного. Как ты теперь будешь жить?"
А старик, глядя вдаль, отвечал "мы не знаем конца этой истории"

Gustav Klimt, The Kiss, 1907

Это ненецкая сказка. Точнее,обрывок эпоса. Ее записал советский этнограф С. Г. Писахов в 1924 году на Новой Земле.
«Если пройдешь льды, идя все к северу, — говорится в сказке, — и перескочишьчерез стены ветров кружащих, то попадешь к людям, которые только любят и не знают ни вражды, ни злобы. Но у тех людей по одной ноге, и каждый отдельно они не могут двигаться, но они любят и ходят обнявшись, любя. Когда они обнимутся,то могут ходить и бегать, а если они перестают любить, сейчас же перестают обниматься и умирают. А когда они любят, они могут творить чудеса».

Наше представление о реальности подобному тому виду, который открывается перед нами из окна многоквартирного здания. Представьте, что вы живете в подвале, откуда вид на улицу весьма ограничен. Вы видите только ноги проходящих мимо людей. Вы видите лишь краткие сцены - только то, что происходит прямо перед вашим окном. К тому же вы видите их только частично. Ваша перспектива видения ограничена.

Несколько лет спустя вы перебираетесь на первый этаж этого здания. Оттуда вы получаете более полное представление об улице. Вы видите больше в обоих направлениях. Вы яснее представляете себе, что происходит перед вами. Вы видите ту же реальность, но в большей перспективе.
Проходит еще несколько лет, и вы перебираетесь на второй этаж, потом на третий, а потом на четвертый. С каждым переездом вверх вид из окна становится шире, перспектива увеличивается. События, происходящие на улице (те же самые события, которые доминировали, когда вы смотрели снизу вверх из подвала), становятся мельче и незначительнее, они производят на вас все меньшее впечатление.
Проходит еще несколько лет, и вы поселяетесь на верхнем этаже здания, откуда открывается вид во всех направлениях. Перспектива впечатляюща. Происходящее на улице более никак не угрожает вам. Вы видите далеко, одну и другую сторону, видите откуда и куда двигаются люди и машины. Вы больше понимаете суть и цель их перемещения. Теперь вы оцениваете их нахождение перед вашим домом исходя из того, откуда они появились и куда направляются, а потому вы понимаете их лучше, чем прежде.
На каком этаже вы живете?

Старик прогуливался по пляжу. На пути ему стали попадаться тысячи морских звезд, выброшенных на берег. Вскоре он увидел маленькую девочку, которая подбирала морских звезд по одной и бросала их обратно в океан.
"Ох, глупышка", - воскликнул старик, - "Ты не сможешь спасти всех этих звезд. Их слишком много". Девочка улыбнулась и сказала: "Я знаю. Hо я могу спасти вот эту," - она подобрала одну звезду и бросила ее в океан, - "и вот эту," - бросила следующую, - "и вот эту..."

Однажды два моряка отправились в странствие по свету, чтобы найти свою судьбу. Приплыли они на остров, где у вождя одного из племён было две дочери. Старшая — красавица, а младшая — не очень.
Один из моряков сказал своему другу:
— Всё, я нашёл своё счастье, остаюсь здесь и женюсь на дочери вождя.
— Да, ты прав, старшая дочь вождя красавица, умница. Ты сделал правильный выбор — женись.
— Ты меня не понял, друг! Я женюсь на младшей дочери вождя.
— Ты что с ума сошёл? Она же такая… не очень.


— Это моё решение, и я это сделаю.
Друг поплыл дальше в поисках своего счастья, а жених пошёл свататься. Надо сказать, что в племени было принято давать за невесту выкуп коровами. Хорошая невеста стоила десять коров.
Пригнал он десять коров и подошёл к вождю.
— Вождь, я хочу взять замуж твою дочь и даю за неё десять коров!
— Это хороший выбор. Моя старшая дочь красавица, умница, и она стоит десяти коров. Я согласен.
— Нет, вождь, ты не понял. Я хочу жениться на твоей младшей дочери.
— Ты что, шутишь? Не видишь, она же такая… не очень.
— Я хочу жениться именно на ней.
— Хорошо, но как честный человек я не могу взять десять коров, она того не стоит. Я возьму за неё три коровы, не больше.
— Нет, я хочу заплатить именно десять коров.
Они поженились.
Прошло несколько лет, и странствующий друг, уже на своём корабле, решил навестить оставшегося товарища и узнать, как у него жизнь. Приплыл, идёт по берегу, а навстречу женщина неземной красоты.
Он её спросил, как найти его друга. Она показала. Приходит и видит: сидит его друг, вокруг детишки бегают.
— Как живёшь?
— Я счастлив.
Тут входит та самая красивая женщина.
— Вот, познакомься. Это моя жена.
— Как? Ты что женился ещё раз?
— Нет, это всё та же женщина.
— Но как это произошло, что она так изменилась?
— А ты спроси у неё сам.
Подошёл друг к женщине и спрашивает:
— Извини за бестактность, но я помню, какая ты была… не очень. Что произошло, что ты стала такой прекрасной?
— Просто, однажды я поняла, что стою десяти коров.

Веселый развод


Жила одна бездетная еврейская пара. Много лет не было у них детей, и поэтому решили они разойтись, надеясь...

Источник: Мидраш раба, Шир а-Ширим, 1 Перевел: Эли Элкин

Жила одна бездетная еврейская пара. Много лет не было у них детей, и поэтому решили они разойтись, надеясь, что после того, как они обзаведутся семьями во второй раз, у них обязательно родятся дети. Согласно закону Торы, многолетняя бездетность — вполне подходящее основание для развода, и муж с женой решили представить свое дело рабби Шимону бар Йохаю.

Праведник выслушал истцов, погрузился в раздумье, а затем произнес: «Как праздновали вы свою свадьбу, так отпразднуйте и свой развод — в торжестве и веселье!..» Странным показался супругам этот совет, но раз уж решили положиться на решение рабби Шимона, значит, нужно его исполнять.

Муж подготовил праздничную трапезу и, хотя настроение было далеко не праздничным, старался веселить свою жену. В самом разгаре торжества он предложил: «Прежде чем вернуться в дом своего отца, возьми с собой на память то, что для тебя всего дороже. Я ни в чем тебе не откажу».

Трапеза продолжалась допоздна. Муж, уставший и опьяневший от выпитого вина, уснул. Тогда жена позвала прислугу и велела отнести кровать с уснувшим супругом в дом своих родителей.

Пробудившись утром, муж обнаружил, что находится не у себя дома. Узнав, что произошло, он потребовал от жены объяснений: что это все означает? В конце концов, они ведь решили развестись! «Но ты ведь сам разрешил мне взять из твоего дома то, что мне всего дороже, не так ли? — ответила жена. — Что же я должна была взять? Золото, серебро, драгоценности? Я смогу прожить и без них. Но без тебя я прожить не смогу…»

Муж, потрясенный мудростью и любовью своей жены, вернул ее к себе. Через год Всевышний благословил их первым ребенком…

Лик Ангела


Кипа, борода и пейсы, определявшие мой внешний облик, сыграли важную роль в этой истории. Причем, за короткий период моего пребывания в стране это был уже второй раз, когда меня «встречали по одежке».

Шломо Ленский

Шломо Ленский

Это было в ту эпоху, когда еще не было олимовской партии, обещавшей решить все наши проблемы, и люди пытались решать их сами. В то время евреи еще сами заботились о своих стариках, и не доверяли это филлипинцам. И я работал тогда в фирме, обеспечивавшей уход за немощными стариками и инвалидами.

Кипа, борода и пейсы, определявшие мой внешний облик, сыграли важную роль в этой истории. Причем, за короткий период моего пребывания в стране это был уже второй раз, когда меня «встречали по одежке». В первый раз — мне предложили вступить в одну из политических партий, и сделать карьеру: «У нас в партии кипастых не хватает, а ты еще и репатриант! Прямая дорога в....» Противно, но незабываемо. А в этот раз мне сказали: «Есть постоянный клиент с непростым характером. Уже троих работников у него сменили — не выдерживают, говорят — капризный, да еще и религиозный... Попробуй ты. Справишся — повысим тебе ставку».

Ну, кто из наших клиентов не капризный — по нашему мнению? Да все! Их капризы — это попытка создать иллюзию, что они нормальные люди, с желаниями, целями, мечтами, а не просто объекты обслуживания, или для выражения сочувствия. Один из моих подопечных, например, бывший начальник чего-то, после тяжелой болезни и ампутации ноги слег, набрал лишний вес. Когда я поднимал его с кровати, он вел себя намеренно пассивно, заставляя меня напрягаться, причем в момент, когда мне удавалось его посадить, нога его не должна была касаться холодного пола, а я должен был подставить под нее тапочку с точностью до сантиметра. Причем каждый этап выполнялся по его команде. Затем следовало очень нервное мытье в душе — а кого не раздражала бы собственная нагота при полной зависимости от постороннего? Но больше всего он любил журить меня за опоздания. А опоздания были неизбежны — я обслуживал 5-6 клиентов в день, живущих в разных концах города; машины у меня не было (и нет до сих пор), и я зависел от автобусов и пробок. Зато, помучив меня полчаса, и обретя подвижность и определенную самостоятельность на костылях — он начинал вести себя снисходительно-великодушно, позволяя мне час-полтора отдохнуть, почитать, или даже угощая меня кофе, с видом начальника, приближающего к себе одного из подчиненных. Я подыгрывал ему, и в конце концов оба были довольны разыгранным спектаклем.

Итак, я пошел в первый раз к капризному религиозному клиенту, раву Франку. Центр Иерусалима, старенький духэтажный дом, но каждый этаж такой высоты (как это принято в старых домах), что к нужной мне квартире вела довольно крутая лестница. Я поднялся по ней торопливо, желая не опоздать хоть на первую встречу с новым клиентом. Я постучал в дверь, она сразу же открылась. Рав Франк стоял в проеме, справа от него, в углу прихожей я заметил табурет, сидя на котором он, видимо, ожидал моего прихода. Я успел проговорить лишь: «Шалом, я из фирмы Г-на...» — рав Франк вцепился в мою руку, и, словно опаздывая куда-то, потянул меня обратно, вниз по лестнице: «Мы идем на прогулку!» Опираясь на мою руку одной рукой, и на палку в другой руке, он, сильно хромая, дошел до перил. Резким движением перекинул свою руку с моей — на перила. Медленно, морщась от боли при каждом шаге, он стал спускаться по лестнице. Я страховал его, одновременно оглядывая, пытаясь заглянуть в глаза, спрятанные в кустистых бровях. Я ведь так и не понял — опоздал ли я, сердится ли он на меня за это, или он такой «бука» по характеру? Спуск занял минут пять. Внизу рав Франк присел на заранее приготовленный им самим, или моим предшественником, табурет. Я стоял рядом, неожиданно оробев, не в состоянии первым заговорить, представиться хотя бы. Я попытался, по его поведению и по внешности понять, что за человек предо мной? Судя по одышке — он «сердечник». Но хромота — похоже, он перенес операцию именно на ноге. Но вряд ли из-за травмы — на травмированную ногу ступают иначе. Судя по одежде — заношенной-переношенной, но чистой-застиранной — не богат, но опрятен. Экономный, или скупой? Мимо нас проходили люди, здоровались с ним, очень почтительно, слегка склоняя спину. Видимо — уважаемый человек, раввин. Он же, кому — кивнет слегка, а в сторону некоторых делает некое движение, словно пытается привстать, выражая почтение. На приветствия проходящих женщин — лишь слегка движет бровями. Знает себе цену, имеет статус.

Отдышавшись, он взглянул на часы. «Через тридцать мять минут (он сказал „регаим“, а не „дакот“, как это принято на современном иврите) нужно принять лекарство (он снова употребил архаизм „рефуа“ вместо „труфа“). Идем!» Я помог ему встать. Мы пошли по тротуару, свернули в переулок, затем в еще один, и совершили круг, вернувшись к табурету. Он приостановился, словно желая присесть. Снова взглянув на часы, он пожевал кончики своих усов — у меня это обычно означает озабоченность, или досаду. «Давно не гулял. Продолжим!» Явно пересиливая боль в ноге, и борясь с одышкой, крепче вцепившись в мою руку, он повторил маршрут вокруг дома, уже не замечая ничего по дороге, не отвечая ни на чьи приветствия. Отдохнув минуту на табурете, он совершил восхождение вверх по лестнице, толкнул дверь квартиры, словно она ему мешала, и, войдя в прихожую, опустился на табурет в углу. Я ожидал увидеть его изможденным после этой прогулки. Но его лицо выражало удовлетворение и радость. Наконец рав Франк поднял на меня глаза, и глядя мне в лицо произнес: «Великое дело ты совершил сегодня! Заслуга есть у тебя перед Всевышним!» Его взгляд, неожиданно теплый и благодарный, без слов объяснил мне, что удовлетворен он был прогулкой, а рад — за меня, за ту заслугу, о которой он только что упомянул. Я даже смутился, словно от незаслуженной похвалы.... Потом мы пили чай на кухне. Он, наконец-то, стал называть меня по имени, произнося его на ашкеназский манер — «Шлойме». Все, что я узнал о нем в тот день, это то, что ему 88 лет, и что он перенес операцию на сердце, заменив один из кровеносных сосудов на вырезанный из его собственной ноги. С тех пор он и хромает.

На следующий свой визит к нему я опоздал, на пять минут. Я даже не успел постучать в дверь, как рав Франк, услышав мои шаги на лестнице, рывком открыл дверь. Я остолбенел, словно увидел перед собой ангела Гавриэля с огненным мечом — так выглядел на этот раз этот малого росточка, хромой и больной старикашка в заношенном сюртуке. «Гозлан! — произнес он, обжигая меня взглядом, — Ты украл у меня время! Ты потратил мои нервы! Это такой ущерб, который ни один человек не может возместить! Несчастный — да простит тебя Б-г!» «Ого! — подумал я,— понятно почему у него сменилось столько работников!» Я к тому времени уже несколько лет изучал Тору и Галаху, и знал о строгом отношении еврейской традиции ко времени, но — пять минут? Кто в Израиле считает пять минут за время? Совершив в полном молчании обычный маршрут прогулки, и поднявшись в дом, рав Франк на этот раз не поил меня чаем. Он заставил меня сделать множество мелких работ по хозяйству, сам просидев все это время, уткнувшись в талмуд. Я думал, что и расстанемся мы не попрощавшись, но он остановил меня в дверях: «Не думай, что старики дорожат временем потому, что им его осталось мало. Если в старости ты подсчитаешь все свои прошлые опоздания — поймешь, что безвозвратно потерял годы. Философам и психологам достаточно объяснить людям что, и почему они потеряли, а Торе важно предотвратить потерю. Я не ругал тебя, а учил....»

Хасидизм утверждает, что эмоциональный пик наступает за мгновение от ожидаемого, как самая пугающая тьма сгущается перед первым лучом солнца. Я так боялся опоздать на следующую встречу с равом Франком, что пришел на минуту раньше. Постучав, я открыл дверь, и застал его посреди прихожей, по дороге к табуретке в углу. Может быть сумерки в прихожей развеял свет из открытой двери, но мне показалось, что она озарилась каким-то неземным светом, исходящим от улыбки рава Франка. Он даже ростом показался мне повыше, или даже приподнялся над полом, невесомый, как ангел? Все время прогулки он поглядывал на меня счастливыми глазами, и не умолкая рассказывал мне о себе, о своей жизни. Потом мы не только пили чай — он пригласил меня отобедать с ним. Еда была диетически пресная, но вкус и смысл (выражающиеся на иврите одним словом «таам») придавала этой трапезе традиционная еврейская беседа, со множеством цитат из талмуда и мидрашей, а также благословение каждого блюда. Традиция приучает еврея благословлять каждый продукт произведенного им действия, каждое испытанное удовольствие, ведь все — от Б-га. Но, произнося десятки благословений каждый день... Это становится обыденным, доводится до автоматизма... Рав Франк простую картофелину благословлял так, что мне хотелось встать по стойке «смирно», я чувствовал, что ангелы действительно спускаются в это мгновение в квартиру старого раввина, чтобы ответить ему «Амен!» Я представил себе: 85 лет этот человек прожил среди людей в присутствии ангелов — он не мог позволить себе ни солгать, ни увильнуть, ни смалодушничать... Поэтому, наверное, не стал ни богатым, ни гордым, но строгим, скромным. «И добрым» — сказал мне мой внутренний голос. Или ангел шепнул?..

Мы подружились. То есть — трудно подобрать в человеческом лексиконе более подходящее определение тому, что между нами было. Мне даже было стыдно, что я получаю от «Г-на» деньги за визиты к раву Франку. Но старик успокоил меня: «Ты сумел сделать то, что многим другим до тебя не удавалось, а значит ты — специалист (на иврите — „оман“, однокоренное с художником, артистом). Ты достоин награды, но не забывай, что настоящая награда ждет тебя в будущем мире».

Так прошел год. Мне было тогда 35, седины в бороде — на 45, четверо детей, но темперамент 25-тилетнего. Я был уверен, что рожден для великого. Я ушел в политику, потом — в журналистику, в бизнес. У меня стало не хватать времени на рава Франка.

Мне было стыдно. Я даже не ходил больше по его улице, боясь, сначала — встретиться с ним, а потом — увидеть траурное объявление с его именем, ведь он был больным стариком...

Но избежать этого было невозможно. Однажды, проходя по одному из переулков в центре города, я наткнулся взглядом на знакомую фамилию на объявлении в черной рамке. Остановился. Несколько минут не решался подойти ближе. Подошел. Рав Франк… Сердце забилось у самого горла, сдерживаемые слезы обожгли глаза. Я развернулся, и отменив прежние планы, пошел в направлении знакомого дома. Двери в квартиру были открыты. По квартире сновали соседи. На кухне, любимом месте бесед с равом Франком, сидели его сын и внуки, приехавшие из Бней-Брака. Я застыл в прихожей, не будучи уверен, уместен ли я здесь в этот час, но зная, что имею право. Он не был мне чужим, этот старик. Я вдруг вспомнил Мишну: «Если встретишь человека с лицом ангела — у него учись Торе». Он был мне учителем, одним из немногих, кого я всю жизнь буду считать учителем.

«Шлойме! — услышал я вдруг голос, — ты ведь Шлойме?» Это сын рава Франка обратился ко мне. Я лишь кивнул, дрожащими губами пожевывая собственные усы. «Папа знал, что ты придешь. Он говорил об этом. Он просил предать, что ты не должен корить себя за то, что ушел с этой работы. Он сказал, что ты можешь взять на память книгу, или стакан для киддуша, что-нибудь для выполнения мицвы, чтоб чаще его вспоминал…» Мы обнялись. Я ушел, унося с собой на память нечто, что мог унести только я. Лик Ангела.

Чудесное спасение


Огромная толпа собралась на городской площади, чтобы насладиться зрелищем этой ужасной казни. Евреям также было приказано присутствовать на площади, чтобы они видели исполнение смертного приговора. Когда осужденных привели на площадь...

А. Игин

Нам уже приходилось рассказывать о жизни евреев в средневековой Франции, много веков назад. Это была тяжелая жизнь — преследования, суровые законы, наветы, жестокость, изгнания, точно так же, как и в других европейских странах во времена этих «темных» веков. К счастью для евреев Франции у них были большие мудрецы и лидеры, такие как рабби Йехиель из Парижа, Раши, рабейну Яаков Там, рабби Йеуда бен Ицхак и другие большие знатоки Торы, которые освещали еврейскую жизнь в эти трагические дни.

Мы расскажем вам сейчас о трагическом событии, которое потрясло еврейскую общину в старой Франции.

Два христианина пришли к королю и поклялись, что они видели, как христианин вошел в дом еврея. Они долго и настороженно ждали, но обратно человек не вышел. Тогда они решили, что этот человек, несомненно, был убит евреями. Вскоре появились другие свидетели, которые утверждали, что несколько дней тому назад они подслушали, что этот же еврей и другие вместе с ним замышляли убить христианина. Услышав это, король приказал схватить обвиняемого еврея вместе с пятьюдесятью другими — самыми известными в еврейской общине.

Такие наветы на евреев в убийстве христиан не были редкими в то время. Самого шаткого свидетельства было достаточно для того, чтобы схватить обвиняемого вместе с лидерами общины. Никакого расследования конечно не требовалось, так как обвиняемые уже заведомо считались виновными и обычно сознавались под пытками.

Случилось так, что, когда эта история начала разворачиваться, на приеме во дворце короля был турецкий посол. Король спросил посла, обвиняют ли в его стране евреев в убийстве не евреев по религиозным мотивам.

«В нашей стране смеялись бы над такими обвинениями и свидетелями и наказали бы их за ложные показания — ответил посол, добавив. — Ведь сразу же видно, что эти обвинения фальшивы. Хорошо известно, что еврейская религия строго запрещает употреблять в пищу кровь, даже кровь животных, не говоря уже о крови человека. Именно по этой причине они вымачивают и солят мясо перед приготовлением для того, чтобы полностью удалить из него кровь. Я даже слышал, что если они находят пятно крови в яйце, то должны выбросить его! Так как же можно верить, что они могут убить человека, чтобы взять его кровь для еды? Это же бессмысленно».

Советникам короля не понравилось то, что они услышали. Боясь, что рассказ посла повлияет на короля, главный советник начал говорить: «При всем нашем уважении к турецкому послу мы имеем свои законы. Нам безразлично, как относятся к преступникам в Турции точно так же, как нашему турецкому другу безразлично, как это делается у нас. Дело в том, что если наш король проявит милость к обвиняемым евреям, то в стране поднимется буря недовольства!»

Король решил, что не в его интересах выглядеть мягкосердечным другом евреев, и объявил следующий вердикт: «Если обвиняемые сознаются, то их приговорят к легкой смерти — повешению. Однако если они захотят принять христианство, то их простят и позволят жить как христианам. Если они и не сознаются, и не примут христианства, то их ждет следующее наказание: каждого из них посадят в бочку, со вбитыми в нее гвоздями и затем ее покатят по улицам, пока еврей не умрет».

Этот вердикт пришелся по вкусу приближенным короля, и глашатаи разнесли его по городу.

Огромная толпа собралась на городской площади, чтобы насладиться зрелищем этой ужасной казни. Евреям также было приказано присутствовать на площади, чтобы они видели исполнение смертного приговора. Когда осужденных привели на площадь на казнь и связали им руки и ноги, толпа одобрительно зашумела. В углу за толпой стояли евреи, опустив головы, и молча молились, прося спасти их невинных собратьев готовых умереть во имя Всевышнего.

Перед тем, как обвиняемых стали заталкивать в бочки, им сказали в последний раз, что они получат прощение, если примут христианство. Им даже вернут их собственность и позволят мирно жить. Но все осужденные отказались от этого. Рабби сказал: «Мы невиновны. Как вы можете ожидать от нас, что мы примем религию, которая проливает невинную кровь. Мы умрем евреями, а Г-сподь отомстит за нас». Затем, повернувшись к своим собратьям Рабби сказал: «Давайте скажем „Шма Исроэль“ и умрем освящая Имя Всевышнего с этими святыми словами на наших устах до самого последнего дыхания!»

По сигналу короля палачи стали заталкивать приговоренных в бочки и забивать крышки бочек. Слышались приглушенные голоса замурованных заживо евреев, читающих «Шма», в то время как люди на площади затаили дыхание в предвкушении самого интересного.

Согласно обычаю, король должен был первым покатить бочку, после чего 50 отобранных им французов покатят бочки дальше. Король поднялся и быстро направился к бочке, в которой находился главный обвиняемый. Звук фанфар прорезал воздух, и раздались радостные крики толпы. Когда король приблизился к бочке, наступила тишина, глаза всех были устремлены на него. Король поднял ногу, чтобы толкнуть бочку, но вдруг к всеобщему изумлению он задрожал и упал на землю в смертельном припадке. В конце концов, короля привели в чувство, но он уже больше не мог стоять, так как у него отнялись ноги.

Король понял, что это было ему наказанием небес за то, что он хотел убить невиновных евреев. Он немедленно дал приказ освободить осужденных. Когда они стояли перед ним, поцарапанные, но в общем невредимые, король попросил простить его и помолиться Б-гу, чтобы он проявил милость к нему. Короля унесли во дворец. Не теряя времени, он приказал провести тщательное расследование. И вот, все свидетели признались, что они все придумали. И их приговорили к повешению.

Через несколько дней король поправился так же неожиданно, как и заболел. Но он не забыл наказания Небес и своего чудесного выздоровления и до самой своей смерти не позволял клеветать на евреев в своем государстве.

Olga Kull

Мы встретились в таком просторе,
в таком безмолвии небес.
что было чудом из чудес
пересеченье траекторий.


Быть может, мы в совместный путь
могли с тобой пуститься вскоре -
в чем состояла цель и суть
всей нашей жизни, но на горе

мы с удивлением открыли,
что птица птице не под стать,
стремительные наши крылья
в полете будут нам мешать.

Так мощен наших крыл разлет,
что сблизиться нам не дает.

Дольский

Он достал из лотка принтера чистый лист бумаги и положил перед собой. Взял ручку, покрутил ее, положил на место, закурил.
- Ну и что писать? «Превед, мамо, кагдила?». М-да.
Прищурив один глаз от дыма, он начал писать сверху:
Здравствуй, мама!
Стряхнул пепел, задумался.
-...ну зачем ей понадобилось, чтоб я письма писал? Я уж не помню, как это делается. Что там дальше обычно в письмах пишут? А, про погоду....



На бумаге появилось:
У нас сейчас дождливо. На улице противно.
- Вот, надо написать, что у меня постоянно ноги мокрые – пусть ей будет о чем побеспокоиться.
Везде огромные лужи, у меня постоянно сырые ноги.
Наклонив голову, он рассмотрел написанное.
- Ужасный почерк. Вообще говоря, нет почерка. Когда я последний раз писал от руки? А, заявление о разводе. Полтора года. Ладно, продолжим…

А как погода у вас?
- Кстати, действительно, как там погода? - Он придвинул клавиатуру, набрал адрес метеосайта.

– Так. Минус тридцать три – тридцать пять, метель. Отец, уже, наверное, собак со двора домой забрал.
Наверное, холодно?
- Три строчки есть. Что дальше? Как меня выгнали с работы? Как я пил три месяца после развода? Наркотики? Триппер? .... о чем написать маме?!
У меня все хорошо.

Он снова закурил, выпустив дым прямо в морду лежащей на мониторе кошке. Кошка привычно сощурилась и прикрылась лапой.

- Господи, ну зачем ей мои письма? Она из армии их мало получала? Армия… Перловка дрянь, конечно, но зато воля была. Пацаны опять же… Сыч, Белов, Конь… Когда мы последний раз виделись? Белов, говорят, сейчас в Чечне. Да… а я менеджер, мама.
Мама, помнишь, как ты меня драться учила?А я плакал и говорил, что мне это не нужно. Я говорил, что папа никогда не дерется, и я не хочу. А ты сказала, что папа настоящий мужчина, силу которого видно сразу и поэтому никто не рискует с ним драться. Я тогда пообещал себе, что обязательно стану настоящим мужчиной. Кошка с интересом наблюдала, как ручка бегает по бумаге.

Мама, я не стал настоящим мужчиной. Мне иногда кажется, что я и человеком-то не стал. Я ушел из детства, но никуда не пришел. Мама, я пустой внутри. У меня есть женщины, но нет любви. У меня есть куча приятелей, но нет друзей. Я разучился разговаривать с людьми. Я понимаю, что неинтересен другим, и меня утешает только одно – вокруг меня такие же неинтересные люди. Они, как и я, неинтересны даже сами себе.
Сигаретный пепел упал на ковер.

Я не знаю, что мне делать в жизни, мама. Я просто живу – ем, пью, сплю. Ненавижу свою работу и равнодушно отношусь к женщинам. Не знаю, что со мной будет через десять лет. Впрочем, я знаю – со мной ничего особенного не будет, и это вселяет в меня ужас. Мама, мне нужно чудо. Сам я его сотворить не в состоянии. Я разбазариваю свою жизнь, обменивая время на пустоту в душе.

Невидящими глазами он посмотрел за окно, где холодный дождь хлестал деревья.
Я не жалуюсь, мама. Мне просто хочется сказать, что я скучаю по тебе. И по папе. И по нашему дому. Кстати, я посмотрел прогноз – у вас скоро будет солнце. Мама, у вас будет солнце.
Целую, твой сын.

Он сложил письмо, вложил в конверт, надписал адрес. Оделся и вышел на улицу – опустить письмо в почтовый ящик.

Вернувшись, он попил чаю и лег спать, впервые за долгое время не выпив на ночь водки. Спал он спокойно.

©cerf

"Прощение - это пыльца, которую оставляет фиалка на раздавившем ее сапоге..."
Марк Твен