Хочу вам рассказать

Гуляя по просторам интернета, мне захотелось
узнать о месте, где родились мои родители. Так получилось, что мама,
уехав за мужем, моим отцом, из родного белорусского еврейского местечка Стрешин в 1933
году юной девушкой, больше никогда туда не возвращалась. Но она много
раз говорила, что ей так бы хотелось побывать там.
Мама всегда говорила, что никого там не
осталось, все были расстреляны фашистами. Мы даже когда-то посчитали,
что расстреляно было из нашей большой семьи тогда 17 человек.

И вот мне попадается статья. Я её прочитала и долго рыдала над ней.

Вот эта статья.


Трагическая арифметика (Жлобин, Стрешин, Щедрин).

Три крохотных точки на карте Катастрофы - и почти 4.000 оборванных жизней

Передо мной лежат три школьные тетрадки. В них - списки евреев,
загубленных в гетто в годы фашистской оккупации, по трем населенным
пунктам Гомельской области Белоруссии: городу Жлобину и двум местечкам
- Стрешину и Щедрину.

Передал их мне мой земляк, жлобинчанин, бывший фронтовик, инвалид
войны Борис Хамимович Гельфанд. Несколько лет составлял он эти списки,
опрашивая родных и близких погибших, а также местных жителей. Конечно,
спустя десятилетия это оказалось очень трудным делом. Поэтому в записях
много пробелов: отсутствуют некоторые имена, годы рождения, не говоря
уже о тех, которых все позабыли или помнили лишь по прозвищу или по
профессии. Такие в списки не вошли, взрослые и тем более дети в лучшем
случае упомянуты количественно. Например, "Шер Фейга Мордуховна и 4
детей"; "Рабкина Дора Еселевна и 3 детей"; "Кануткина и 4 детей" и т.д.

Списки начали составляться в конце 80-х, в разгар перестройки.
Почему так поздно? Увы, раньше заниматься такими опросами категорически
запрещалось. Сразу после войны, когда уцелевшие жлобинчане стали
возвращаться в разрушенный город, была попытка восстановления
трагической истории Жлобинского гетто, но райком партии строго приказал
"немедленно закрыть эту тему". В то время наблюдалось необыкновенное
единодушие "партии и народа" в проведении антисемитской политики.
Откровенно фашистские выражения в адрес евреев звучали открыто и
повсеместно: от почти безобидных "отсиживались в тылу" до кровожадных
"жаль, что вас Гитлер не всех перестрелял!" Моему отцу строго запретили
"переписываться с Америкой", хотя он переписывался не с Америкой, а со
своей родной сестрой, старушкой, вдовой, далекой от политики, одиноко
жившей в маленькой квартире в Нью-Йорке. И отец вынужден был, затаив
глубокую боль и обиду, подчиниться.

В печати и по радио ругали только высокопоставленных
евреев-космополитов, однако самые простые, рядовые евреи Жлобина
втягивали головы в плечи и пугливо оглядывались.

Не только составлять списки, даже вслух вспоминать о жертвах геноцида боялись. И основания для страха были…

После войны, еще в полуразрушенном Жлобине, старики собрали деньги,
отрывая по рублю от скудного семейного бюджета, и построили синагогу -
небольшой деревянный дом, но после "новоселья" - первой вечерней
молитвы, - дом реквизировали с последующим серьезным внушением и
предостережением тем, кто был причастен к столь "возмутительной
антигосударственной акции". По иронии судьбы в этом "оскверненном" доме
вскоре разместили райком комсомола.

Вот еще пример. В средней школе № 5, довоенной еврейской, кто-то из
учителей решил восстановить историю родной школы. Была создана Книга
памяти. В нее вписали имена учащихся, погибших на войне. Но так как эта
школа до 1937 года была еврейской, среди погибших оказалось много
еврейских парней. Их имена и краткие сведения о них заняли всю стену
школьного коридора на втором этаже. Обнаружив эту "преступную вылазку
сионистов", вышестоящие товарищи распорядились срочно очистить
помещение от нежелательных элементов.

Но вот наступило время "гласности". Увы, слишком поздно. Как ни
старался Борис Гельфанд восстановить списки погибших, они оказались с
огромными пробелами.

Под Лебедевкой, расположенной вблизи города, по официальным данным
убито около 2500 евреев Жлобина и 300 из Стрешина. А в списках
насчитывается 548 жлобинчан и 90 стрешинцев, всего 638 человек. Гораздо
более полным выглядит список погибших в местечке Щедрин, центре
довоенного еврейского колхоза, окруженным густыми лесами, отстоящем
далеко от железной дороги. Поэтому там не создали гетто, евреи
продолжали жить в собственных домах, находясь под бдительным контролем
местной полиции и немецкой жандармерии.

Убивали евреев в Щедрине с 8 по 10 марта 1942 года. Всего погибло
около 1000 человек, из них 697 попали в посмертные списки, составленные
бывшим жителем Щедрина Евгением Юрьевичем Зеликманом. Жили там евреи
компактно, дружно, благодаря чему оствшиеся в живых могли точнее
вспомнить казненных.

В Жлобинском районе жертвами геноцида оказались самые простые люди:
сапожники, портные, парикмахеры, жестянщики, столяры, медработники,
учителя, извозчики-балагулы. Последних было особенно много,
объединенных, конечно, в артель. Они возили со станции грузы. Хорошо
помню коней-тяжеловозов, крупных, красивых лошадей с тяжелыми
подкованными копытами, высекавшими искры из булыжной мостовой. Не
меньше в Жлобине было кузнецов, они работали в большой кузнечной
артели. Были и частные кузнецы. Почти рядом с нашим домом, на берегу
ручья Чернушка, стояла еузница Палея Копула. И его тоже убили с тремя
маленькими детьми.

В переданных мне тетрадках - длинный перечень еврейских фамилий:
Айзенштаты, Альтшуллеры, Бассы, Бейлины, Берковичи, Бизовы, Булкины,
Векслеры, Вольфсоны, Герчиковы, Гельфанды, Гринберги, Меламеды, Окуни,
Палеи, Рабкины, Рохлины, Рутманы, Симановские,
Фрадкины, Френкели, Хайкины, Шандаловы, Шеры, Шехтманы, Эпштейны и др.
Очень много Зеликманов - 72, но больше всего Гореликов - 86. Есть более
редкие фамилии: Кугель, Биркан, Голубов, езерский, Зорхин, Лицкий,
Мороз, Стамблер, Шадур, Брук, Верткин. Редчайшая фамилия - Эль. Людей с
такой фамилией записано 11 человек.

Все эти фамилии, собранные вместе в алфавитном порядке, вдруг
поражают своей значительностью и скрытым за ними великим трагизмом. А
что мы о них знаем? Только то, что лежат они, невинно убиенные, в
жлобинской земле, их три тысячи восемьсот, а по спискам всего 1336 или
чуть менее 40 процентов. Вот почему в "Яд ва-Шеме" из 6 миллионов
загубленных душ поименована только половина. И собрать сведения на
остальных, перечислить их пофамильно вряд ли удастся.

Самый неполный список - по городу Жлобину, 26 процентов от
количества убитых: 442 фамилии и 106 детей безымянных. Стрешинских
евреев погибло около 300, а в списках - 90, из них детей до 10 лет -
четверо, хотя, наверняка, их было гораздо больше.

В тетрадях - несколько матерей с детьми от смешанных браков, отцы
их ушли на фронт, а их убили: Калиновская-Песина Соня Янкелевна 1904
г.р. и трое детей; Малашкова -Элькина Рая Залмановна 1919 г.р. и один
ребенок; Рудницкая-Шапиро Бася Хаимовна 1915 г.р. и двое детей;
Макей-Нехамкина Сарра исаковна и дети - Владимир 7 лет и Тамара 6 лет.
С ними вместе убит и их отец - Макей Николай Осипович 1908 г.р. По
какой-то причине его не взяли в армию, он избежал фронта, чтобы принять
мученическую смерть со своими близкими, хотя, как нееврей, имел
возможность уйти из гетто…

Еще до массовых расстрелов на глазах у матери Ходоренко Л.П. ( по
национальности белоруски) убили двух ее малолетних детей лишь за то,
что их отец Клебанов был еврей и в это время воевал на фронте против
немцев.

Евреев Жлобина и Стрешина расстреливали два дня подряд - 11 и 12
апреля 1942 года. Их везли из гетто, в открытых машинах, на виду у
всего города, с утра до вечера. На тротуарах стояли люди, наблюдая, кто
со страхом, а кто с тайной радостью, как их земляков, соседей везут на
казнь. Моя тетя Фрада Соркина помахала на прощанье рукой нашему общему
знакомому, который потом об этом мне рассказал. Рядом с тетей сидела
моя двоюродная сестра Роза, семнадцатилетняя красавица, а ее родной
брат Илья в это время уже четыре месяца лежал в братской могиле, убитый
в боях под Москвой.

Возле Лебедевки, где были вырыты две большие ямы, их выгружали из
машин, отводили от шоссе вправо, по мокрому полю, по весенней грязи
метров четыреста , обессилевших от болезней и голода, под охраной
эсэсовских ублюдков и собак, ставили у края могилы и поражали
смертельным огнем стариков и старух, женщин и детей, еще совсем
маленьких, не понимающих ничего, а также мальчиков и девочек, уже ясно
осознававших весь ужас происходившего…

В списках очень мало мужчин призывного возраста, от 18 до 35 лет.
Например, по городу Жлобину всего 29. Это лишь 5 процентов. Остальных
успел призвать военкомат, а многие ушли на фронт добровольно, чтобы
потом заполнить другой трагический список, составленный тоже Борисом
Гельфандом, и оказалось в нем более 400 евреев из Жлобина.

Отсутствие официальных данных порождает ряд вопросов. Главный из
них: сколько все-таки погибло евреев в Жлобинском гетто? По информации
горсовета под Лебедевкой убито 2500 человек. Но эта цифра вызывает
большие сомнения.

Известно, что до войны по переписи населения на 1 января 1939 года
евреев в Жлобине было около 7 тысяч. После войны вернулась
приблизительно одна тысяча. Не более 500 остались там, где они
находились во время эвакуации. Какова же судьба еще 5500 человек? В это
число входят и расстрелянные оккупантами, и убитые на фронте, и умершие
в гетто до массовых расстрелов, и те, кому удалось вырваться из города
накануне захвата его немцами, а потом суждено было погибнуть на
фронтовых дорогах…

Никак не вписывается в эти данные число 2500.

И тут возникает более реальная цифра (кстати, многие считают ее
наиболее достоверной): 11 и 12 апреля 1942 года было казнено не 2500, а
более 4 тысяч евреев Жлобина. Таков печальный вывод из приведенных
вычислений.

После уничтожения Жлобинского гетто в живых осталось четыре (!)
человека. Всего лишь четыре. Первая: Палей Бася Евсеевна, 1906 года
рождения. В дни расстрела она оказалась в деревне, куда тайком
отправилась на поиски продуктов для семьи, а когда вернулась, узнала,
что ее муж и трое детей убиты. Вторая: Соркина Элька Борисовна, 1925
года рождения. Ее везли к месту казни, и она на повороте глухой улицы
выпрыгнула из машины, скрылась и добралась до партизан. Третий: фамилия
его остается пока неизвестной. Это 14-летний юноша. За секунду до залпа
он свалился в яму, притворился мертвым (уже приближался вечер). На него
падали трупы. Когда расстрел кончился, а яму не зарыли, юноша выполз.
Дальнейшей судьбы его не знаю. Есть сведения. Что сейчас он находится в
Израиле. Четвертый - Маковский Борис. Фамилия его родителей неизвестна.
В двухлетнем возрасте этого еврейского ребенка спрятала и спасла от
гибели жительница Жлобина Тина Васильевна маковская, с нею он и остался
и сейчас живет в Жлобине.

Четверо из четырех тысяч. Они уцелели. Но язык не поворачивается назвать их судьбу счастливой.

В последнее время кое-кто все чаще твердит о том, что геноцида
еврейского народа не было, и 6 миллионов безвинно уничтоженных -
выдумка сионистов, извлекающих из этого какую-то выгоду. Я ненавижу
таких и все же не пожелал бы им той лютой смерти, с какой повстречались
мои несчастные земляки под Лебедевкой. Но пусть бы хоть на несколько
минут испытали они состояние идущих к месту казни безвинных евреев,
остановились у края расстрельной ямы, заглянули в нее и увидели то
страшное, что они сегодня опровергают. И это воспоминание пусть бы
осталось с ними навсегда.

Израиль Славин, "Еврейский камертон" (Израиль)


К этому могу добавить, что мои родители ещё были однофамильцами. Их и
моя девичья фамилия - Рутман. Это и о нашей семье пишется в этой статье.

Света, очень грустно всё это читать, но помнить об этом надо..... и детям рассказывать.

12 июля ,после 9 утра я возвращалась домой из одного конца города в другой.Дорога шла на подъем.Я услышала перестрелку со стороны границы с Ливаном,
потом взрывы большей силы.Позвонила старшему внуку и попросила зайти в комнату безопасности.А потом,когда я вернусь домой,придти ко мне.Хотела забрать из садика
внука и внучку,но невестка сказала,что пока не надо.Воспитатели спустятся с детьми с бомбоубежище.Вскоре мне сказали,что надо забрать внука.Так как всех детей уже
разобрали родители.Я побежала,как могла,за внуком.У детского сада стояла воспитательница,рядом с ней внук и машина ее,с включенным двигателем.Машина моего сына была в ремонте.Я решила, по дороге,забрать внучку из ясель(ей было 2 года и 4 мес).Быстрым шагом пошли за внучкой.В небе пролетели наши истребители.И внук спросил:*Это летят нас убивать?*.Я ответила,что нет,летят нас защищать.Внуку было 4 года.Зашла в ясли-там была звенящая тишина.На коврах в игровых комнатах-разбросаны игрушки(что нормально) и детская обувь(что меня поразила,т.к.всегда обувь на полочках в порядке).Всплыла картина черно-белого цвета из документальных фильмов о концлагерях, когда
показывали пустые детские бараки.Я стояла не шевелилась и только звук швгов заставил меня повернуться.Это вышла няня из убежища,услышав наши шаги,а потом вынесла мне внучку.Собравшись в моей квартире с внуками,я успокоилась за них.Я тогда еще не знала,что похитили наших солдат,что начнется война,что эта война перевернет жизнь многих и в том числе и мою на 180 градусов,что мне опять придется возвращаться к*жизни*-морально, а теперь еще и физически,что на этом пути я встречу много прекрасных,
добрых людей.Но встречу также и ложь,обман,предательство!

Рута, спасибо вам за этот рассказ. Пишите ещё, это должно оставаться в памяти человеческой, и хорошее, и плохое тоже.

Рута, пожалуйста, продолжайте! Где Вы живёте, Рута?

Спасибо Света и Лека!Я живу в Кирьят-Шмона 12 лет.

Сегодня в новостях показывали об очередной трагедии в Сдероте, о ранении 9ти летнего мальчика, о панике среди детей и детские слезы-а это просто невозможно смотреть.